Медвежьегорск (ж/д станция Медвежья Гора) встретил нас хорошей погодой и сразу одним из своих памятников – деревянным зданием вокзала архитектора Габе постройки 1916 года. Внутри была печь, бросающаяся в глаза своей круглой формой, скромно висел прайс-лист на услуги вокзала (камера хранения, ксерокопирование, выдача справок, подзарядка телефонов), в маленьком зале ожидания ожидала очередных проезжающих бабушка с пластиковыми ведрами брусники и черники. Закупившись, мы погрузились в маршрутку и отправились на место.
Забегая вперед, скажу, что познакомиться с городом поближе мне удалось в день, когда все уезжали, а мой поезд отправлялся на 5 часов позже. Медвежья Гора (нора, дыра) – город, о котором википедия скупо повествовала, что его население около 15.000 человек, что там снимался фильм «Любовь и голуби», сохранились военные укрепления финнов времен войны, есть несколько памятников советского периода и тот самый вокзал, о котором сказано выше. Все это и кое-что еще и предстало передо мной в день отъезда...
Спускаясь по щербатым ступеням железнодорожного моста на другую сторону города, я остановила парня лет 16 с модной прическоq. «Получается, вам надо идти налево и потом по горке вверх... Ну пойдемте, я вам маленько покажу», - парень был очень вежлив. Ярко светило солнце, слышался шорох листьев на ветру и рев бензопилы, иногда прорывался писклявый гудок электрички и басовый поезда. Финские военные укрепления времен войны оказались скалистой пещерой в форме горы (Медвежья гора), кое-где со входами в замусоренные дзоты. Вдоль одной из тропок наверх стояли металлические столбики с натянутой на них колючей проволокой. Местами на верхушке были вбиты в камни несколько пар мощных металлических крючков. С вершины горы открывался вид на город, разделенный ж/д путями на две части, нестройный, разносортный, пятиэтажный или преимущественно деревянный. Камни местами были покрыты мхами, брусникой и черникой, крупными гроздями цвели рябины, под березками скучали подберезовики. По этим скалам хорошо бы скакалось горным козам. То и дело пролетали поезда, разнося гудки на весь город. Я набрала на суп подберезовиков и отдала их деду из дома 40 на ул.Дорофеева, взамен сорвала несколько плодов рябины, боярышника, шиповника и акации на рассаду (уж больно хороши!) и отправилась в культурный центр города. Читала объявления на палатке: «Купим дорого ягоды и грибы: белые, грузди, морошка, клюква, брусника, черника. Адрес такой-то»; «30 июня выставка-продажа. г.Тверь. Большой ассортимент. Мужской, женский, детский трикотаж и обувь... постельное белье, одеяла, подушки, шторы... ювелирная бижутерия... эксклюзивные изделия из козьего пуха... платки (шелк, кашемир, шерсть). Цены вас приятно удивят. В Д/К».
Возвращаюсь на главную часть города и выхожу на центральную Советскую улицу. По ней к достопримечательностям мне советуют идти налево. Нахожу символ города – деревянного медведя: старик с самодельной сучковатой клюкой, большими когтями, бородой... принюхивается и уши навострил, типа, кто по моему лесу бродит? Пара сувенирных магазинов (изделия из карельской березы, бересты, шунгита). Площадь Кирова с памятником ему же, старое здание бывшего Управления Беломор-Балтийского судоходства (ныне ужасный внутри ТЦ Кировский), в торце которого – музей города (закрыт по вых.). На подоконнике Медвежьегорского центра культуры и досуга спит кот, на стук в стекло не реагирует. Рядом на высоком постаменте танк: «В память о героическом подвиге Советских воинов 313 стрелковой дивизии. Установлен в честь 25-летия освобождения г. Медвежьегорска и района от немецко-финских захватчиков. Июнь 1969 года». Портреты пяти героев СССР выходцев деревни Медвежья Гора и окрестностей. Обелиски погибшим в ВОВ и афганцам. Из трапезно-советского здания гостиницы вышла группка туристов, сразу поняла иностранцы. Обогнала их, услышала финскую речь. На обратном пути оброню из пакета сувенирный магнит, на это обратит внимание идущий за мной финн, мы разговоримся, он по-русски и по-английски, а потом я убегу на вокзал. Да, на вокзале еще поезд-музей с черным локомотивом и с красной звездой впереди.
Итак, мы приехали на станцию Медвежья Гора республики Карелия. Нас 6 человек: командир Алексей, Виктор и Андрей, и три девчонки – Света, Наташа и я (Лена).
День 1. Что это за лошадь?
Место, куда мы направлялись, было недосягаемо общественным транспортом. На вокзале мы погрузились в нанятую маршрутку и поехали до деревни Пургино. Пургино оказалось деревней с двумя домами – одним заброшенным и покосившемся по правую сторону дороги, другим – с левой стороны – еще подающим признаки жизни. Здесь с грунтовой дороги мы завернули на лесную и насколько она позволила ехали по ней в глубь леса. Впереди что-то забелело, какое-то большое животное, «лошадь», вслух предположила я. Но это была собака встречавшего нас охотника Алексея. Здесь маршрутка остановилась – дальше ехать она уже не могла. Мы выгрузились, переобулись в резиновые сапоги, надели плащи (шел дождь), взвалили на себя все и пошли за ним. Одолеваемые комарами, шли в темпе вальса, Андрей специально отставал сзади, чтобы, разгоняясь с рюкзаком и двумя сумками с продуктами, не врезаться во впереди идущего. Километра через полтора мы подошли к берегу Яндомозера. Двумя ходками (сначала вещи, потом нас) Алексей перевез всех к другому берегу, на котором стоял его двухэтажный дом. Хозяин пригласил нас пить чай.
На подробной карте это место именовалось: «дер. Марковщина (нежил)». Последние жители покинули деревню в начале 1980-х, а было тут домов 10, все стояли вдоль берега озера, сейчас разглядеть фундаменты можно только ранней весной или поздней осенью, и еще потому, что на месте бывших домов любят расти деревья. Происхождение названия неизвестно – то ли от имени, то ли от того, что жители выращивали морковь (травы с листьями, очень похожими на морковные, там действительно много). Чуть поодаль от деревни, на живописном берегу озера располагалась часовня Василия Великого, которую мы приехали крыть крышей. Храмы севера строились целиком из дерева с коваными гвоздями не круглого, а квадратного сечения, и, так как шифера или железа тогда не знали, их слабым местом являлась крыша и все, что выше (шатер, купол, главка) – все гнило от влаги и рушилось. Нам предстояло поставить стропила, сделать обрешетку и покрыть ондулином. Стройматериалы доставлялись сначала трактором, но тот застрял в болоте, пришлось вытаскивать его другим трактором, тогда доставили по озеру и сгрузили на берегу возле часовни. Для начала мы должны вырубить деревья и кусты в радиусе 3-5 м, выгрести гнилую труху, отвалившиеся доски сложить аккуратно в стопки, совсем гнилые сжечь, обмахнуть часовню снаружи и изнутри, сделать что-то вроде иконостаса, поставить иконы, сделать дверь и выкопать несколько продухов под нижними венцами сруба. Дата постройки часовни неизвестна, очевидно, рубеж XIX-XX веков. Внутри сохранилось несколько резных элементов декора На стенах, когда-то оклеенных обоями, виднелись обрывки газет с ерами и ятями.
Туда мы отправились после чая, чтобы оценить обстановку и наметить план работ на завтра. Хозяин предложил нам пожить в его доме (на это мы не рассчитывали и везли палатки). Жить в палатках он не советовал: змеи. Работа была распределена: кто-то разводил костер, кто-то раскладывал сумки, трое пошли готовить комнату. Это был большой двухэтажный дом. С крыльца входишь в сени, налево дверь в две жилые комнаты, направо – в хлев (его нет сейчас); в сенях же лестница наверх, там еще две комнаты, а над хлевом был сеновал; во всех четырех комнатах по печке с большим подом и лежанкой. Висели шкуры, на лестнице – кабанья с длинным редким ворсом. В отведенной нам комнате на втором этаже было шесть кроватей, стол, металлический дровник у печи и вешалка. Замусоленные матрацы, подушки и одеяла мы перебрали, выколотили, ненужные сложили на печку, поверх матрацев постелили пенки и спальные мешки. Протерли пыль с печки, со стола, вымыли полы, густо усеянные белой собачьей шерстью. Электричества тут никогда не было, у хозяина был газовый баллон, который он экономил, давая попользоваться им только, когда шел дождь, иначе – готовили на огне. На кухне на первом этаже стояли два ведра воды (из которых пили и кошки), слив в раковине был в ведро. На улице туалет из прибитых горизонтально тонких бревен, проветриваемый так, что бумага вылетала из дырки наверх. Ветер порвал пленку крыши парника и приступил к стенам. В сторонке загон для собак и заброшенный летний хлев для скотины. На берегу озера баня, коптильня для рыбы из холодильника, оборудованное место для огня, стол с лавками. Хозяин занимается охотой и рыбалкой, у него какое-то охотничье угодье, ловит браконьеров. В этом ему помогает белая среднеазиатская овчарка (алабай) Зара – одна задняя нога у нее прижата к другой, которой она подпрыгивает (теперь она познакомилась с нами и держит за своих). Она не единственный инвалид в доме – сделала инвалидом кота Семена: прикусила его так, что у того отнялись задние лапы, он перебирает передними, а задние подтягивает. Еще один кот – белый Зима – молод и проворен, блохаст, спит или крутится вокруг дома, ждет свежей рыбы.
В тот день мы купались (вода в озере теплая), обедали и пели песни у костра. Наташа, улучив свободное время, села рисовать. Зара улеглась спать на полу в нашей комнате.
День 2. День дождя
Работать пошли в дождь. В первой половине дня вырубали деревья вокруг часовни, скашивали траву, относили ветки в кучу для костра. Со Светой нашли непонятные ягоды, похожие на чернику, но гораздо крупнее, с листьями как у ландыша, попробовали на вкус. Потом нам сказали, что они ядовитые, называются, по версии командира, «волчьими», по версии других, «вороньим глазом». Вернувшись в дом за чем-то, обнаружила Зару спящей на кровати на Светином спальнике, я укорительно поговорила с ней, она встала и вышла из комнаты.
На обед готовили суп на костре (картошка, тушенка, морковь, лук, немного крупы). Получили разрешение на изменение плана, после обеда приступили к демонтажу старой крыши, справились на удивление быстро – за два часа. Несмотря на дождь, сколотили каркас кровли. Вечером вновь купались.
Наш гостеприимный Алексей рассказал о себе, что их было шестеро в семье, и все попали в детдом («случилось горе»). Одного брата, «младшего и хорошенького», усыновили американцы. «Как одного? А остальные?» - удивились мы. «Девяностые были, никому до этого дела не было... Потом он сказал, что ему одному скучно, и попросил привезти брата – через год американцы усыновили брата... Они теперь и русский-то почти забыли, сестра с ними еще по скайпу как-то общается... Другая там жизнь: с 18 лет все – живи сам... А я рад, что я здесь живу, ничего другого не надо...»
С другом-тезкой они купили этот дом и подремонтировали, утеплили, дом заглядел новыми пластиковыми окнами. Жена в городе с детьми, они приезжают сюда иногда, она – не дольше чем на три дня, дети подольше, зимой пешая дорога от Пургино занимает 5 часов по сугробам. Впрочем, воспитание он продолжает и из своей берлоги, по мобильному: «Смотри у меня, если мать жаловаться опять будет... Вицы (вербовая розга) и ремня получишь!» Планшеты и прочие гаджеты не приветствуются в его доме – если батарея сядет, подзарядить неоткуда, и дети предупреждены об этом. Дом выставлен в интернете как гостевой для любителей охоты, рыбалки, природы, что, видимо, иногда приносит какие-то деньги. Алексей читает рассказы Зощенко («есть над чем посмеяться»), то перелистывает любимую «Финскую и карельскую кухню», рассказывает нам о калитках (пирожках), о мясе по-карельски. К жене приезжает с подарками – рыбой и мясом, грибами, ягодами. У него двустволка, манки для разных птиц и животных и куча историй про охоту и рыбалку. Во дворе стоит полноприводный ВАЗ Нива, непонятный вездеход, а снегоход утонул в озере, когда оно оттаяло. На охоту он ходит с Зарой – она и зверя гоняет, и незаконных рыболовов остановит, облает их и не отпускает, пока не придет хозяин. Он скажет: «Идите отсюда», они: «А сетки забрать?» - «А это ваши? Тогда пойдем штраф платить» - тогда они уйдут без сеток.
День 3. День ветров
Чем ближе к вечеру, тем сильнее дул ветер. На часовне женской работы не было, командир предложил нас в помощь Алексею, тот попросил прополоть картошку. Пололи ее втроем часа два-три, хозяин иногда подходил, помогал, говорил, что его оболтусам надо бы увидеть, как полоть картошку. Мои руки стали черными.
Обед готовили на костре. Я разводила огонь. Ветер дул во все стороны сразу, никак не разгоралось, это злило меня. Оказывается, чтобы вода быстрее вскипела, надо добавить в нее соли.
После обеда командир отправил нас троих с Алексеем в лес за малиной. Он взял собаку и двустволку, все обули сапоги. Мы шли через бывшую деревню в сторону леса. От предков остались только кучи камней, собиравшихся ими, чтобы не тупить косы на покосах. Они поросли мхом и лишайником, вызвав своей красотой интерес Наташи – она их фотографировала. Засохший двухметровый иван-чай обсыпал белый пух. Я собирала зверобой и сухой букет для часовни. Трава запутывала петли, забрасывала их на сапоги. Резина скользила по насквозь сырым гниющим поваленным бревнам. В заросшей колее застоялась вода, идти было трудно. Соскользнув, моя правая нога ушла под воду, хлебнув целый сапог воды. Видели след медведя – он прошел через малинник. Малины немного, то тут, то там висят ягоды, нам удалось набрать с полтора литра. Спугнули птицу – тетерев взлетел высоко, Алексей вскинул ружье, но было поздно. На обратном пути еще раз хлебнула тем же сапогом. По дороге отстала от остальных – рвала цветы. Было страшновато, когда они исчезли из вида.
Весь этот день мужчины провели у часовни, мы навестили их вечером. Всеядный Андрей, сидя на крыше, лопал рябину с дерева. Ветер был кстати: свежо и без комаров, к тому же светило солнце. Полностью закончили обрешетку.
Вечером в заварку добавили зверобой и листья смородины, малину намяли с сахаром, она помогла нам не заболеть простудой.
День 4. День ветров-2. Рыбный день
Виктор пилил упавшую возле дома карельскую березу на сувениры – подставки под чашки, маленькие кусочки с природой нарисованными фигурками, в которых опознавались разные животные.
Задача на сегодня – покрыть всю часовню ондулином. У девчонок – уборка начисто вокруг часовни и внутри. Мели стены, полы, принесли иконы, цветы, свечи, Виктор сколотил деревянный крест. Украшали гроздями рябины.
- Листьев надо поменьше, они сжурятся, - сказала Наташа (она наполовину украинка и иногда выдавала что-нибудь типа «котелки колбасы»).
На обед была уха и копченая рыба, ею особенно восхищался командир, хотя она и была пересоленой. Собака вновь лежала на спальнике, на этот раз – командира.
- К часовне в сапогах ходите, - сказал Алексей, - я там сегодня змею зарубил. Гадюку.
Мы в страхе и трепете стали обсуждать опасность змей.
- Недавно одна женщина грабилкой в лесу чернику собирала, гадюку подцепила, та ее в руку ужалила – третий день в больнице лежит под капельницей, - Алексей умел утешить. После обеда на тропинке к часовне он показал нам змеиный хвост, голова уползла, рядом лежали трупы двух гаденышей. Услышав это, Виктор проговорился, что и они видели змею на тропинке.
Благодаря ветру мусор подсох, сожгли целую кучу гнилых досок и спиленных веток. Я была костровым. Огонь сушил кожу, хотелось пить, я стремилась отнять у пламени недогоревшие чурбаны и бросить их в самое пекло, собирала их по окружности костра, тяжелее всего с той стороны, куда дул ветер.
Работали до заката. На ужин был рис с сардинами. Из-за ветра уже не купались. Алексей по-детски радостно и с гордостью вынес коробку с манками, гудел в них, а мы определяли, кто это. Так же он показывал альбом с ножами и свой охотничий нож. Потом достал «кошель» (берестяной туяс с лямками, как рюкзак, его можно увидеть на какой-то картине, где изображен крестьянский мальчик, идущий лесом в школу), говорил, что ходит с ним зимой на охоту. Повел Наташу в сени смотреть старую прялку, купленную вместе с домом. Показал также дореволюционные 5 копеек, найденные в часовне, и медаль участника ВОВ, схороненную хозяином в потайном месте дома, а теперь выставленную Алексеем возле телевизора в рамке.
Уже стемнело. Стол скудно освещала подвешенная над ним лампа на батарейках. Она начала сбавлять яркость и, наконец, потухла. Алексей запросил две пальчиковые батарейки, Света поделилась своими. Чай был закончен, но мы, уставшие, не хотели вставать. Идти к озеру мыть посуду тоже не хотелось – мы оставляли ее на утро. Мужики и искупавшийся Андрей вернулись. Мы подытоживали день и назначали дела на завтра.
5 день. Почти отдых.
Четверг, непостный день, мы должны были отдохнуть и на следующий день, в пятницу, присоединиться к другой экспедиции. Утром до завтрака сходили в часовню, теперь прибранную и под крышей, прочитали там правило и акафист Василию Великому.
Ели манную кашу на сгущенном молоке с изюмом. Потом мужики ушли делать дверь в часовне, а мы, вымыв посуду, имели немного свободного времени, даже прилегли позагорать.
Вернувшись из часовни, все пили чай – в первый раз между завтраком и обедом (еще оставалось полбатона копченой колбасы). Потом мужчины, оставив только Виктора, уплыли на лодке вытаскивать утонувший снегоход. Виктор рубил дрова, мы готовили уху.
Вытащить снегоход не удалось, хотя они и нащупали его на дне, но, чтобы зацепить его веревкой, нужна маска и что-то еще. После обеда (опять ушица, как ласково называет ее командир) было свободное время, я вслух читала книгу «История от первого лица. Мир северной деревни начала ХХ века в письменных свидетельствах местных жителей», которую два года назад купила на Соловках, но так и не нашла время прочитать.
Вечером был почти праздник: с электричеством! Алексей включил генератор, работающий на бензине. В доме зажегся яркий свет, заработал телевизор, вещая о диверсии в Крыму и об успехах России на Олимпиаде. Наш командир и Алексей до сумерек ловили рыбу, тем временем топилась печь. Мыться мужчины пошли, когда уже стемнело, несколько раз выбегали и ныряли в озеро, от их тел валил пар. Перед этим были заготовлены новые березовые веники. Когда, наконец, они закончили (часа через полтора), пошла я. Я была уже такая уставшая от ожидания, что не стала париться, просто вымылась (это была первая помывка за последние пять дней). Выйдя из бани, подышав свежим воздухом, насладившись осознанием собственной телесной чистоты, в темноте (фонарик я забыла взять) пошла к дому. Кто-то сидел у костра, приветствуя меня «легким паром», кто-то наслаждался на кухне телевизором, я осторожно поднялась по темной лестнице в сенях и переступила через порог нашей комнаты... Собака взвыла, а потом ее челюсть вцепилась мне в ногу на уровне колена с внутренней стороны... Тут взвыла я... С улицы прибежал Андрей. Входя, я наступила на собаку, которая по обыкновению спала в нашей комнате. Я легла на кровать и задрала штанину. Были видны гематомы, кровоподтеки и немного содранная кожа, но она даже не прокусила джинсы, что для такой охотничьей собаки, ходящей на волка, не укус, а просто так, легкое предупреждение. Андрей помог мне обработать рану перекисью и йодом. В тот вечер нога иногда подергивалась, как будто в ней дергался нерв, и к часу ночи, когда мы закончили ужин, сильно опухла. Я намазала ее троксевазином – и к утру опухоль спала. На следующий день нам предстояло встать в пять утра и поехать на другой объект.
6 день. Липовицы
Ненавижу вставать рано, особенно по команде, особенно за три часа до выхода. Этот дурацкий звонок...
Мыли посуду горчицей на озере, разводили костер, варили кашу на воде, кипятили воду для чая. Командир и Алексей, заядлые рыболовы, опять уплыли на лодке за рыбой. Собираемся взять рыбу на новое место – угостить коллег, у них там нет озера. Алексей устраивает мастер-класс по убою и чистке свежей рыбы, приглашает девчонок, я не иду. Говорит: «Потом расскажу друзьям, как москвичи рыбу чистят», посмеивается над нами. Они складывают рыбу в котелок, накрывают листьями крапивы – так она должна протянуть несколько часов, не стухнув.
Все уже за столом, командир черпает своей кружкой чай из котелка и разливает по кружкам. Входит Алексей:
- Чьи там сапоги белого цвета? Зара их прокусила.
- Вот... скотина, - всплеснула интонацией я. Идти по болоту в дырявых сапогах не предвещало ничего приятного.
- Шутка, - ответил Алексей.
За завтраком он опять травил свои охотничьи и раболовные байки. Про то, что взрослый лось размером с наш обеденный стол, что отбрасывает рога раз в год, что гон у них начнется 20 августа, что он носит лосям поманку – 10-килограммовый кубик соли. Про то, что медведицу с медвежатами лучше обходить стороной, а при нападении медведя надо встать во весь рост, развести в стороны руки, чтобы казаться ему большим. Про то, как голодно волкам зимой. Про то, как свиреп кабан. Про то, как кто-то пошел зимой рыбачить, заблудился, спасаясь от диких животных, залез на дерево и просидел там двое суток, пока на следующий день его не сняла служба спасения...
Алексей отвез нас до того места, где встречал, мы тепло простились, оставив ему остатки стройматериалов и продуктов. Нас уже ждала буханка «Центр охраны леса» с водителем Тимофеем из деревни Великая Губа. Щебенка хлестала «буханку» по днищу, трясло, не слышно было что говорил водитель, мы стали орать песни. В Великой Губе остановились около магазина, взяли огурцов и пол-буханки черного хлеба. Фотографировали резные разноцветные наличники со ставнями, дом Костина, на котором была памятная доска.
Остановились около двух машин – с московскими и подмосковными номерами. Здесь был лагерь наших коллег. Они сохраняли жизнь церкви Зосимы и Савватия Соловецких в мертвой, как и Марковщина, деревне Липовицы. О домах напоминали едва усматриваемые бугры и деревья на них. Деревня была в окружении леса, реки или озера вблизи не было, за водой они ходили на родник около стройгородка (здесь начинали строить дорогу на Кижи, но не завершили, бытовки пустовали, оставались только два охранника и собаки), а купаться ездили на машинах за пять верст. Жили в палатках; помимо костра, в кухонном тенте была еще газовая плитка на баллонах, там хозяйничала Ирина. Мы поставили свои палатки, потом нас угощали чаем (с лимоном и вафлями!), а потом приступили к работе.
Церковь Зосимы и Савватия Соловецких была огромным храмом в сравнении с нашей маленькой часовней Василия Великого. Высокая, вытянутая (анфилада соединяющихся залов), с колокольней, на которую прекрасно сохранилась лестница, с могучими коваными решетками на окнах, с мощными коваными держателями водосточных труб, до сих пор торчащими из стен, с резными рушниками, свисающими из-под крыши, с прилично сохранившимся алтарем, с печкой, основание которой мы нашли и кирпичи которой разметаны по всей церкви (теплая церковь – признак того, что деревня была большая и небедная). И при всем этом – почти полностью сгнившая кровля, и купол с огромной луковкой рухнул прямо внутрь на середину.
Работы были высотные, со страховкой. Ими занимались Павел, Владимир и еще Марина (она промышленный альпинист). Мы тем временем ходили за водой на родник с пятилитровыми баклашками, чистили овощи, рыбу, поддерживали огонь. Пришел лохматый Снежок, он же Байкал – огромный пес (только такие и живут на севере, наверное), он охраняет стройгородок с братом Амуром и папой Тохой. Мама Вера где-то отсутствовала.
После вкусного Ириного обеда я мыла посуду, а потом Дарья на машине повезла нас со Светой в лес, сама она пошла за грибами, а мы собирали чернику и бруснику, которой здесь много. Крупные ягоды быстро пополняли пластиковый контейнер. Дарья притащила целую сумку грибов, причем «все – отборные», сказала она, - «никаких сыроежек». Мы уже ехали обратно, как на боковых подъемах лесной дороги я замечала то подосиновик, то подберезовик. «Стой! Не могу проехать мимо!» - кричала я и выбегала за ними из машины. В лагере все с радостью встречали дары леса. Вечером выносили из церкви гнилые доски, вытаскивали мешками труху, высыпали в кучу.
Ужинали поздно. Кто-то разговаривал в кухонном шатре, кто-то пел песни у костра. Наш день в Липовицах завершался. Завтра мы уезжали. Было час ночи, но никто не шел спать. Я попросила Свету проводить меня: ложиться одной в холодный спальник пустой палатки было страшно. Мой гимнастический мат не мог быть таким теплым, как настоящая пенка, я сложила его вдоль пополам, с двух сторон вплотную приложила пенки Светы и Наташи, залезла в одежде. Закрыла молнию, оставив фонарик внутри. Думала, втроем мы надышим – и воздух в палатке станет теплым. Это была первая настоящая походная ночь – и она же самая холодная. Помню, как приходили после костра Света и Наташа, помню, что, лежа на правом боку, мерз левый, а на левом – правый, и воздух в палатке не нагревался.
7 день. Отъезд
Утром Ирина приготовила всем завтрак. Все прощались, четверо оставались в Липовицах, на следующий день к ним присоединялся другой заезд.
С небольшим опозданием приехала маршрутка, путь предстоял долгий. Великая Нива... Палтега... Файмогуба... Шуньга (шунгит – черный камень, добываемый здесь, в первое время красится, как уголь; он очищает воду в фильтрах, из него далают сувениры). Толвуя... Прокололось колесо... пока водитель меняет его, мы разбегаемся по лесу, рвем ягоды, собираем белые, подосиновики, подберезовики. Переезжаем через реку Онегу, сараи в воде около берега – это, оказывается, гаражи для лодок. Толвуйский бор... Падмозеро... Бор Пуданцев... Стоит отборный корабельный сосновый лес. Ажепнаволок... Онежино... Навстречу по краю дороги показалось большое животное. «Корова», - объявляет Наташа. Подъезжаем ближе, «Две коровы», - повторяет она, и почти сразу: «Три коровы». Лахново... Сигово... Высокое место с прекрасным видом на бескрайние поля, вдали ряд амбаров, сено скручено в тугие круглые тюки. Я с разбега оседлываю его – как же тут классно, солнце светит, сено пахнет, видно далеко, не хочется уезжать! Федотово... Лавас-губа...
На вокзал подъезжает четырехвагонная электричка Петрозаводск – Медвежья Гора. А чуть позже наш поезд Мурманск – Москва. Бабульки суетятся с пирогами, рыбой, ягодами. Я провожаю своих друзей, мой же поезд только через пять часов, иду гулять по Медвежьегорску. Наконец, еду и я. Устьяндома... Каппесельга... Лижма... Кедрозеро... ... Петрозаводск ... ... Петербург ... Бологое ... Тверь ... Москва.
